Горячий танец любви

– Мы не виделись вечность, – Он нежно укрыл ее плечи и руки пледом, и на мгновение приобнял. – И ты для меня словно рождественский подарок, я до сих пор не верю своему счастью…– Он стал подкладывать дровишки в камин.

– Я безумна, – на лице пробежала усталая улыбка. - Три тысячи километров и мороза, душные поезда и скучные вокзалы, тяжелые сумки и горький чай в вагонах, и все-таки я здесь, рядом с тобой, - Она по-детски уткнулась в плед и глухо закашляла.

– О-о-о, кто-то решил встретить этот праздник простудившимся? не выйдет. Жди меня здесь, я скоро вернусь…

Только дверь в гостиную скрипнула, как Она легко сбросила плед, выпрыгнула из кресла и стала пересматривать Его музыкальную коллекцию. «Да…Он всегда отличался тонким вкусом и дарил мне самые лучшие диски с музыкой», - улыбнулась Она от сладкого воспоминания. «Мы действительно не виделись давно, уже пять лет», - в ее размышления стали врываться слабые нотки ароматной корицы и что-то до боли знакомое всколыхнуло грудь.

О Боже, как Она волновалась, ожидая встречи с ним! Боялась, что изменился, что все забыл, повзрослел и ее разлюбил. А сейчас счастлива, сердцем почувствовала: любит, крепко любит и ждал, очень долго ждал.

Легкие мелодии стали наполнять комнату: повисли на люстре, осмотрелись в зеркале, окутали шторы, медленно побежали в кухню. Она снова погрузилась в кресло и укрылась воспоминаниями.

- Закрой глаза, у меня для тебя сюрприз, - Его голос оборвал нить прошлого. – В рождественский вечер мы согреем души…

- Глинтвейном, глинтвейном, - радостная, Она вскочила и, как дитя, захлопала в ладоши. – Мой носик давно учуял корицу и запах цитрусовых. Совсем как в юности. Ох, ностальгия меня одолеет…

Он поднес к Ее алым губам бокал. Горячее вино цвета спелого граната искрилось, выпускало тонкую струйку пара, так и манило к себе, вдохновляло Ее – и в конце концов Она не смогла сдержать порыва:

- Сок любви – ты ведь помнишь, как мы называли глинтвейн. Он пьянил нас, обольщал своей пылкостью, обжигал и заставлял умирать от страстно-горячей натуры. Он был для нас как наша любовь: полусладкий, согревающий и запретный, хотя такой желанный…

- А ты помнишь тот ненастный вечер, - подхватил Он с блеском в глазах, - когда мы подсматривали, как его готовили твои родители: полусладкое красное вино разогревали в камине, вместе бросали гвоздику, сыпали корицу и добавляли кожуру апельсина и при этом нежно смотрели друг на друга и украдкой целовались?

- Дорогой, вино нельзя доводить до кипения, иначе ты все испортишь, - Она смешно подражала голосу своей мамы. – Милый, ты неправильно чистишь мандарины, - продолжала Она шутливо.

- Мне кажется, именно в тот вечер нас с тобой породнила эта маленькая тайна, украденная у взрослых, - Он нежно обнял ее и поцеловал в шею.

Она медленно, глоточек за глоточком, как будто каждый новый глоток дарил неизведанный до этого вкус, опустошала бокал. И молчала. Горячее немецкое вино тонкой струей наполнило ее всю, касаясь губ, бежало по гортани, обжигало ее глотку и согревало желудок. Разум слегка помутнел, в голове повисла легкая дымка.

- Давай потанцуем, - разорвал Он тишину. – Как тогда, пять лет назад, когда нам было по 20, когда жизнь перед нами открывала свои объятья и мы не боялись потерять друг друга…

Два бокала с недопитым глинтвейном одиноко мерцали в полусвете елочных огней. Два бокала, наполненных соком любви, уже остывшим, но все еще таким ароматным и желанным, согревающим и дарящим покой.

Наталья Сергуц